версия для печати

Наука должна быть правдивой

Жизнь и творчество Николая Константиновича Рериха, известного художника, мыслителя, путешественника, культурного и общественного деятеля всегда привлекали внимание исследователей. Особый интерес вызывает уникальная по своим масштабам и научным результатам Центрально-Азиатская экспедиция (ЦАЭ), проходившая под его руководством по труднодоступным и малоисследованным регионам Средней Азии в 1923–1928 гг. Однако среди многочисленных публикаций, посвященных экспедиции Рерихов, есть такие, в которых авторы, за неимением серьезных аргументов, предпочитают вольное интерпретирование событий, а порой и превратное толкование историко-биографических сведений.

В этой связи хотелось бы обратить внимание на статью В.А.Росова «Твердыня Тибета. Посещал ли Рерих заповеданную Лхасу?..» [1, с. 63–71], опубликованную в 2013 г. Это не первая попытка этого автора исследовать периоды деятельности Н.К.Рериха, связанные с ЦАЭ. Предыдущие, судя по рецензиям и отзывам [2], не были успешными. Примером тому служит диссертационная работа В.А.Росова на соискание степени доктора исторических наук по теме «Русско-Американские экспедиции Н.К.Рериха в Центральную Азию», благодаря которой, к сожалению, в научный оборот введены ряд ложных утверждений [3].

Опираясь на ранее сформулированные искаженные представления о ЦАЭ, В.А.Росов продолжает писать статьи о жизни и творчестве Н.К.Рериха. Одна из них – «Твердыня Тибета. Посещал ли Рерих заповеданную Лхасу?..», в которой он стремится доказать посещение Н.К.Рерихом Лхасы в период ЦАЭ. Однако выводы, к которым он приходит, далеки от реальности. В свое время Н.К.Рерих писал: «Нахожу и относительно себя самого, и относительно Тибета явные неправильности. <…> Вообще положение историографа бывает чрезвычайно сложным. Перед ним лежат обширные тома классических историков, имена которых окружены мировым почитанием, но факты, изложенные ими, нередко противоречивы. Можно легко себе представить, как в классические времена – во времена всяких хроник и летописей – через многие уши и рты докатывались сведения. Когда вы едете по Средней Азии и выслушиваете все сведения длинного азийского уха, то вам так живо представляется минувшее время, когда такими же точно сведениями питались классические историографы. Других сведений, кроме изустной передачи от путешественников и всяких странников, у них не могло быть. Поэтому так часто, наряду с солидными, основательными сведениями, мелькают подробности чисто сказочные» [4, с. 241].

Центрально-Азиатская экспедиция, организованная Музеем Рериха в Нью-Йорке и Международным центром искусств «Corona Mundi» («Венец мира») [5, с. 237], началась в 1923 г. в Индии, прошла через Сикким, Кашмир, Ладак, Китайский Туркестан, Алтай, Монголию, Тибет и в 1928 г. вернулась в Индию. В основной состав экспедиции входили Н.К.Рерих, Е.И.Рерих и Ю.Н.Рерих. Остальные участники присоединялись к путешествию на разных этапах и, как правило, на какой-то определенный срок. На маршруте экспедиции Рерихи вели дневниковые записи, опубликованные впоследствии. Несмотря на наличие этих документальных источников, являющихся прямыми свидетельствами, В.А.Росов в своей статье использует преимущественно косвенные данные. На их основе он выдвигает версию о тайном посещении в 1924 г. Лхасы Н.К.Рерихом и Ю.Н.Рерихом, которые в одеждах тибетских лам присоединились к паломникам.

При этом он игнорирует тот факт, что в дневниках и многочисленных статьях, очерках Н.К.Рериха и Ю.Н.Рериха нет никаких упоминаний о посещении Лхасы.

Проанализируем аргументы Росова в пользу выдвигаемой им версии.

Размышляя о сроках предполагаемого паломничества Рерихов в Лхасу, В.А.Росов останавливается на мае 1924 г.: «Период с момента окончания поездки по монастырям (24 февраля) и начало весны не совсем удобное время для путешествия в горах. Не исключено, художник со своим старшим сыном прямо из Сиккима отправились на тибетскую границу и затем – в Лхасу… А может быть, такая поездка была предпринята именно в начале мая (до появления записи от 18 мая). К этому времени поток паломников становится довольно плотным» [1, с. 69].

Обратимся к публикациям Рерихов, чтобы установить, чем занимался Николай Константинович весной 1924 г. и, в частности, в мае месяце. Из экспедиционного дневника Ю.Н.Рериха известно, что «экспедиция покинула Нью-Йорк в мае 1923 г. и в декабре того же года прибыла в Дарджилинг в Британском Сиккиме. Здесь была создана база экспедиции и совершено несколько поездок по Сиккиму. Весь 1924 г. прошел в Сиккиме, в подготовке к более масштабному путешествию во Внутреннюю Азию» [6, с. 10]. Также П.Ф.Беликов, биограф Николая Константиновича, который вел переписку с членами семьи Рерихов, писал: «1924 – научные экспедиции по Сиккиму и Бутану» [7, с. 371]. Сам Н.К.Рерих также отмечал: «Мы были в Сиккиме во время третьей неудачной эверестской экспедиции…» [8, с. 410]. Из книги профессора Г.О.Диренфурта «К третьему полюсу» [9] известно, что данная экспедиция проходила в мае – июне 1924 г.

Поездки по Сиккиму не были длительными, и Рерихи всякий раз возвращались на постоянную базу в дом Талай Пхо Бранг под Дарджилингом [10, с. 130]. Как во время поездок, так и возвращаясь из них, Николай Константинович писал картины, очерки, путевые заметки, письма и руководил подготовкой к экспедиции во Внутреннюю Азию.

Известно, что в 1924 г. Н.К.Рерих создал целый ряд полотен, которые отражают его впечатления от гималайского княжества Сикким. Серия «Его Страна», включающая 12 картин, повествует о Великих Учителях Востока, Махатмах, один из Ашрамов которых некогда находился в горах Сиккима, о чем писал Н.К.Рерих [11, с. 525]. Также в 1924 г. созданы шесть полотен из серии «Знамена Востока», посвященные духовным подвигам Великих Учителей человечества. Нельзя забывать и о картинах из серии «Сикким». Таким образом, именно пребывание Н.К.Рериха вблизи священной горы Канченджанга послужило для него мощным импульсом в художественном творчестве.

Николай Константинович вел экспедиционный дневник, где подробно записывал свои впечатления, и писал очерки, например, «Звезда Матери Мира», датированный 8 мая 1924 г. Кроме того, в мае из Сиккима Николай Константинович вел активную переписку, в том числе с В.А.Шибаевым, известны его письма от 7 мая, 12 мая и 25 мая 1924 г. [12].

И все это происходит тогда, когда, по версии В.А.Росова, Н.К. и Ю.Н. Рерихи тайно посещают Лхасу. Возможно ли такое?

Не стоит забывать, что столь насыщенный творческий период Николая Константиновича в 1924 г. был краток – всего восемь месяцев. В сентябре 1924 г. Н.К.Рерих выехал в Европу и США для оформления документов и получения средств на Центрально-Азиатскую экспедицию [8, с. 371]. Стоит подумать, в этих обстоятельствах был ли смысл Рерихам тратить немало времени, чтобы на длительный период бросать неотложные многочисленные дела и творческие начинания и тайно, многим рискуя, пробираться в Лхасу, туда, куда они уже запланировали дойти законным образом на заключительном этапе Центрально-Азиатской экспедиции?

Увлекаясь искусственными хитросплетениями, В.А.Росов то и дело дополняет их новыми «подробностями». Так, он пишет, что по Сиккиму путешествовал «большой караван в пятьдесят человек [1, 64]. Однако это противоречит действительности. В книге «Сердце Азии» Николай Константинович указывал: «Кроме основного состава экспедиции из Е.И.[Рерих], Юрия и меня, в течение нашего долгого пути, кроме караванных слуг, мы имели ряд временных сотрудников. По Сиккиму с нами был Святослав и лама Лобзанг Мингюр Дордже…» [8, с. 408]. Таким образом, о многочисленном караване как таковом речи не идет.

Для подтверждения своей версии о посещении Н.К.Рерихом Лхасы В.А.Росов ссылается также на серию картин Н.К.Рериха «Тибетский путь». Он пишет: «Пищу для ума дает важный факт из творческой биографии художника. Оказывается, имеются две небольшие картины этюдного характера с одинаковым названием “Святыни” (1924)» [1, с. 67]. Далее В.А.Росов уверенно заявляет, что они имеют «отношение к Лхасе». Мало того, В.А.Росов допускает и самовольные изменения названий картин «Святыни», приписывая рядом в скобках свой вариант – «“Потала” – дворец Далай-лам в Лхасе» и «Ступы, западные ворота Лхасы», т. е. путем подмены пытается утвердить личную версию.

Кроме того, исходя из названий восьми картин, вошедших в серию «Тибетский путь», В.А.Росов произвольно выстраивает маршрут Рерихов из Сиккима до Лхасы, заключая, что «только первые две картины могли быть созданы в Индии или в Сиккиме, но остальные – в Тибете, точнее, после паломничества в Тибет» [1, с. 67]. Однако хотелось бы заметить, что свойственный В.А.Росову одномерный подход к исследованию приводит к узкому восприятию многогранного творчества Н.К.Рериха. Так, он считает, что по картинам Николая Константиновича «можно изучать географию Индии и Центральной Азии» [1, с. 67]. Но, по мнению ученого-рериховеда, академика РАЕН И РАКЦ Л.В.Шапошниковой: «На картинах Рериха мы не найдем подробного и систематического отображения всех деталей пройденного пути. Скорее, мы видим на них какие-то культурно-исторические моменты или своеобразные вехи, которые Рерих считал важными для себя и привлекал к ним внимание других» [13, с. 86].

Бурная фантазия В.А.Росова позволяет ему выдвигать все новые «аргументы». Он считает, что карандашные рисунки из путевого блокнота Н.К.Рериха и картина «Твердыня Тибета (Потала)» свидетельствуют в пользу того, что Н.К.Рерих посещал Лхасу. В.А.Росов удивляется: как мог Н.К.Рерих в 1924 г. сделать эскизы, а в 1939-м написать картину «Твердыня Тибета (Потала)» столь достоверно, если не побывал там лично? Любые другие объяснения данному факту В.А.Росов отвергает.

Так, предположение, что художник мог работать с фотографии, В.А.Росов отклоняет на одном лишь основании, что «все-таки вызывает восхищение подлинность цвета и соотношение красок на полотне. Есть что-то неподдельное в золотисто-голубой гамме гор и отблесках солнца, брошенных на стены дворца» [1, с. 65].

Категоричен В.А.Росов и в отношении другого объяснения появления картины Н.К.Рериха. Он заявляет: «Не будем допускать в этой конкретной ситуации соображение о том, что Рерих проникал внутренним взором на дальние расстояния» [1, с. 65]. Однако, вступая в противоречие с самим собой, словно опомнившись, он пишет, что «многие другие сюжеты в его творчестве труднообъяснимы; например, он не бывал у Белухи на Алтае, тем не менее, нарисовал ряд картин с видом священной горы с близкого расстояния» [1, с. 65]. Таким образом, прекрасно зная о редчайшей способности Н.К.Рериха, В.А.Росов отвергает ее как не соответствующую предлагаемой им версии.

Между тем есть свидетельства, подтверждающие незаурядные возможности Николая Константиновича. В путевом дневнике «Алтай–Гималаи» Н.К.Рерих описывает интересный эпизод: «Потом пришла вся экспедиция с Эвереста. <…> Между прочим добивались узнать, не поднимались ли мы к Эвересту. На картине “Сжигание тьмы” они узнали точное изображение глетчера около Эвереста и не понимали, как этот характерный вид, виденный только ими, попал на картину» [11, с. 535]. Если Н.К.Рерих смог написать вершину Эвереста, не восходя на нее, то почему же ему не воспроизвести и Поталу?

Говоря о картине Н.К.Рериха «Потала. Твердыня Тибета», важно отметить свидетельства членов семьи Рерихов о сходстве двух тибетских дворцов – Потала в Лхасе и дворец в Лехе (Ладак). Рерихи во время Центрально-Азиатской экспедиции по приглашению короля горного княжества Ладак гостили в его дворце в Лехе, заняв верхний этаж этой твердыни. Николай Константинович много рисовал. Запечатлел он и королевский дворец [14]. Благодаря глубоким впечатлениям, полученным в Лехе, Николай Константинович вполне мог позднее написать картину, посвященную другому тибетскому дворцу – Потале.

В экспедиционном дневнике Ю.Н.Рериха есть следующая запись: «Подъезжая к Леху, еще издали видишь возвышающуюся белую громаду большого дворца… Дома, ютящиеся вокруг дворца, который царит над всем городом, кажутся каменными ступенями, ведущими к величественному зданию, словно к алтарю. Говорят, что дворец в Лехе построен по образцу замечательного дворца Потала в Лхасе… Благодаря любезности нынешнего раджи Ладака нам посчастливилось провести несколько дней в лехском дворце» [6, с. 46–47].

Интересен один из комментариев Е.И.Рерих, сделанный в 1937 г.: «Любопытно, что в “Нью-Йорк Тайме” от 23 мая была опубликована статья Чарльза Белла о Тибете с иллюстрациями, полученными из Музея Рериха через г-жу Грант. Как это часто бывает с прессой, одна из картин профессора Рериха, изображающая монастырь Ше в Ладакхе, названа “Дворец Потала в Лхассе”. Та же самая ошибка, полковник Махон помнит ее, была допущена в Британской энциклопедии, что весьма любопытно» [15, с. 565]. Как видим, и современники Рерихов не раз дворец в Ладаке принимали за дворец Потала в Лхасе.

В поисках доказательства своей версии В.А.Росов привлекает также фрагменты дневниковых записей Е.И.Рерих, изданные в наши дни под названием «Листы дневника». Однако данная публикация, на наш взгляд, не может служить достоверным источником информации, поскольку при издании записи Елены Ивановны подверглись редакторской правке, что могло привести к искажению смысла. Предисловие к «Листам дневника» написано В.А.Росовым, где он указывает: «Особенностью данной серии “Листы дневника” является большая редакторская работа над рукописью дневниковых записей Е.И.Рерих. Проведена реконструкция зашифрованного авторского текста (возможные варианты приведены в примечаниях), восстановлены отдельные слова и фразы…» [16].

Хотелось бы напомнить об этической и юридической стороне вопроса, связанного с публикацией сокровенных дневниковых записей Е.И.Рерих. Их издание состоялось в нарушение авторских прав Елены Ивановны и Международного Центра Рерихов [17]. Американским сотрудникам Е.И.Рерих писала: «Передавая эти тетради-манускрипты на хранение, я всегда указывала <…>, что никто не имеет права их читать или делать из них выписки. Потому всякое своевольное цитирование оттуда терминов и выдержек я рассматриваю как нарушение прав писателя и моего доверия» [18, с. 320].

В последних своих письмах Е.И.Рерих отмечала: «Огненный Опыт тоже будет запечатлен, и мне Сказано собрать то, что останется с сотрудниками ближайшими. Остальное будет сохраняться в особом месте и, вероятно, будет доступно для ознакомления не раньше ста лет после моего ухода» [15, с. 439].

Таким образом, вполне определенно сказано, что сокровенные дневники Е.И.Рерих, куда она записывала свой Огненный Опыт – важнейший энергетический эксперимент – и на основе которых формировались книги Живой Этики, через сто лет будут доступны лишь «для ознакомления». То есть даже те, кто выступал в качестве хранителей дневников, не имея «права их читать или делать из них выписки», должны бы были передать своим преемникам, что только через сто лет они могут лишь «ознакомиться» с ними. О доступе к широкому пользованию не говорится вообще.

Наши современники воспринимают все написанное Еленой Ивановной как обращенное непосредственно к ним, поэтому, к сожалению, каждый считает себя вправе быть вершителем судьбы сокровенных записей Е.И.Рерих, как, впрочем, и всего наследия наших великих соотечественников.

Нужно понимать, что дневники Елены Ивановны – это записи результатов ее Огненного Опыта, которые имеют глубокий сокровенный смысл, как правило, непонятный нашим современникам, отсюда могут быть и неверные трактовки. Поэтому их цитирование требует огромной ответственности. А учитывая возможность смысловых искажений при «редакторской работе» и «реконструкции» записей, исследователю следует быть еще более осторожным. Посему, В.А.Росов может лишь предполагать, а предположение не является доказательством выдвигаемых гипотез.

В.А.Росов и в других своих публикациях ссылается на дневники Елены Ивановны, подводя смысл цитируемого под заранее выстроенную версию, как, впрочем, поступает с текстами трудов и других Рерихов. Особо ярко данная тенденция обозначилась в его диссертации, о которой в одном из отзывов очень точно сказано: «Так и говорят параллельно все 400 страниц: Рерих о своем, Росов – о своем» [19, с. 6–7].

Обратимся к другому доводу, который В.А.Росов, ссылаясь на материалы личного архива, выдвигает в качестве «подтверждения» своей версии о тайном посещении Н.К.Рерихом Лхасы. Он приводит «свидетельство» Ю.Н.Рериха: «Однажды в 1958-м, при осмотре художественной коллекции своего лечащего врача-гомеопата С.А.Мухина, имевшего значительное собрание картин Н.К.Рериха, он обратил внимание на работу с видом тибетского города в горах. На вопрос хозяина, что изображено на картине, Юрий Рерих сказал: “Так Николай Константинович представлял себе Лхасу”» [1, с. 69]. Но, во-первых, если даже данный случай и имел место, то Ю.Н.Рерих употребил слово «представлял», что отнюдь не говорит о непосредственном посещении Николаем Константиновичем Лхасы, а, скорее, еще раз показывает богатое и незаурядное творческое воображение «Великого Мастера Гор» [20, с. 36]. Во-вторых, архивы, на которые ссылается В.А.Росов, нигде не опубликованы и никому, кроме самого автора, не известны, следовательно, проверить подлинность диалога не представляется возможным.

Для подтверждения своей версии В.А.Росов ссылается и на недатированные машинописные воспоминания В.А.Вераксо о встречах с Ю.Н.Рерихом, находящиеся опять же в личном архиве: «Пожалуй, самым значительным и неожиданным подтверждением <…> путешествия в Лхасу стала рукопись воспоминаний Виктора Адамовича Вераксо… Ученый записал свою беседу с сыном знаменитого художника, рассказ о паломничестве Рерихов в Лхасу: “…Четыре пояса храмов открыли путь в Лхасу. Последний из них – “Остров счастливого устремления” – раскрывал просторы Тибетского нагорья. Лхаса – в переводе – “страна небожителей”. Не обдуманный план, а порыв духовного беспокойства повлек семью вперед. Люди помогали, словно понимая назревшую надежду, нарушали запрет молчания и как бы раскрывали путь в будущее”» [1, с. 69–70]. Далее приведены подробности посещения тибетской столицы: «В Лхасе мы остановились в гостинице, – рассказывает Юрий Николаевич. – Сокровища дворца Далай-Ламы, их изучение занимало время и вызывало интерес» [1, с. 70].

Сразу же отметим, что воспоминания В.А.Вераксо были опубликованы в 1997 г. в журнале «Мир Огненный». В предисловии указано: «Записи о Юрии Николаевиче Рерихе, опубликованные в № 12 “Мира Огненного”, долгие годы ходили по Москве в ксерокопиях, иногда с карандашной пометкой инициалов и фамилии автора – В.А.Вераксо. <…> Известно, что близкие друзья получили от Галины Семеновны [Савченко] один из экземпляров “Восьми встреч” с указанием на авторство Виктора Адамовича. Последние письма к Г.С.[Савченко] датированы 1974 г.; в это время Виктору Адамавичу было 86 лет. Возможно, дата на рукописи “Восьми встреч” (1984 г.) неточна» [21, с. 52]. Кроме того, в своих мемуарах В.А.Вераксо отмечает: «Слои времени переплелись, и сегодня, отворив двери воспоминания, я вижу не протокол слышанного, а полотно, рисованное кровью моего сердца» [22, с. 79], т.е. он воспроизводит не точное, не «протокольное» течение событий.

Чтобы было понятно, с чем мы имеем дело, приведем еще один эпизод из опубликованного в «Мире Огненном» рассказа В.А.Вераксо: «Случай, о котором идет речь, по-видимому, произошел между 1924–1928 гг. <…> Посещение Ламой Кулуты в зимнее время было привычным явлением в жизни Обители. И в этот раз Ю.Н.[Рерих] увидел Ламу-Наставника, направляющегося в кабинет отца. Но почему-то у молодого Рериха возник острый интерес к тому, что делает Лама у Отца, просиживая иногда до поздней ночи и так же внезапно исчезая. <…> Не спится молодому человеку: грызет желание знать, что происходит у Ламы с Отцом… Полночь… Мать ушла к себе. Братья в спальне… Движимый невнятным порывом, Ю.Н.[Рерих] выходит и сквозь замочную щель видит в мастерской свет. Значит, Отец не один. Час, два стоит Сын в жутком ожидании. Безотчетно подходит к двери, открывает и стремительно входит в комнату.

Отец и Лама-Наставник сидят один против другого и о чем-то говорят, не обратив внимания на вошедшего. “Я сижу на краю стула, – говорит Ю.Н.[Рерих], – словно омертвевший. Ничего не слышу и не вижу. Вернее, что-то слышу и вижу, как бы всею поверхностью кожи. <…> Очнулся, когда Отец перенес меня в полуобмороке на постель”» [30, с. 78].

Как в отрывке из воспоминаний В.А.Вераксо, который привел В.А.Росов, так и в нашем примере много непонятного и путанного, во‑первых, в 1924–1928 гг. Рерихи не были в Кулу, а находились в Центрально-Азиатской экспедиции. Во-вторых, к этому времени Ю.Н.Рериху было уже 22–26 лет и, зная о его высокой культуре, трудно допустить, чтобы молодой человек мог себе позволить «безотчетно» входить в комнату, где его отец вел переговоры. В-третьих, как Николай Константинович смог самостоятельно, без посторонней помощи, перенести на руках не ребенка, а взрослого мужчину?

В записях Б.Н.Абрамова, одного из ближайших сотрудников Н.К. и Е.И. Рерихов, вышеизложенная история предстает совсем в ином свете: «Знаете случай, о котором рассказывал Юрий, когда он, будучи еще совсем мальчиком, заснул в кабинете отца и, проснувшись, увидел, как в кабинет <…> вошел человек в восточном одеянии и имел долгую беседу с его отцом. Потом Юрий был спрошен, как очутился он в кабинете, и сказано ему было, что ему там не место» [23, 468].

Таким образом, учитывая разбор истории, произошедшей с Ю.Н.Рерихом, воспоминания В.А.Вераксо, записанные спустя более тридцати лет после встреч с Юрием Николаевичем, рассматривать в качестве достоверного источника информации не представляется возможным.

Все свои утверждения В.А.Росов основывает на косвенных свидетельствах, поскольку прямых доказательств посещения Н.К.Рерихом Лхасы нет. Чтобы оправдать их отсутствие, Росов стремится убедить читателя, что Николай Константинович прибыл в Лхасу тайно и поэтому на данную тему «у Рерихов вообще было наложено табу» [1, с. 69]. Странно читать такие строки тем, кто серьезно исследует жизнь и творчество семьи Рерихов. Во-первых, что касается возможности тайного продвижения экспедиции, то известно, что на каждом ее отрезке Рерихам приходилось получать пропуск или официальное разрешение на продолжение маршрута. Все это фиксировалось документально, и здесь не могло быть каких-либо неизвестных продвижений экспедиции по территории суверенных государств. Даже в опасных для жизни условиях нахождения экспедиции на высокогорном плато Чантанг в Тибете в течение долгих пяти месяцев, при суровых морозах, Рерихи шли законным путем и стремились получить официальное разрешение на вход в Лхасу.

Во-вторых, о каком табу на тему Тибета и Лхасы может идти речь, когда Н.К.Рерих не только создал прекрасные полотна с величавыми тибетскими вершинами, старинными монастырями, но и оставил свои впечатления об этой стране в статьях и экспедиционном дневнике. Также в научных трудах Ю.Н.Рериха описывается культура, обычаи и другие особенности народов Тибета.

В основе мифотворчества В.А.Росова лежит его манера цитирования и интерпретации текстов, манипуляция источниками, что приводит к смысловым подменам. К одному из его вымыслов принадлежит утверждение, что «в семье Рерихов был культ пятого Далай-ламы» [1, с. 64].

В словарях и энциклопедиях понятие «культ» трактуется в основном как «религиозное почитание каких-либо предметов или сверхъестественных существ, обрядовая сторона религии. В широком смысле в понятие культ включаются все виды действий, связанных с религиозно-магическими представлениями: всевозможные обряды, жертвоприношения, молитвы, богослужения, “таинства”, мистерии и относящиеся сюда предметы: священные изображения, храмы, святилища, принадлежности религиозных обрядов» [24]. Однако статьи, эпистолярное творчество и дневники Рерихов, а также воспоминания их современников не указывают на признаки какого-либо культа, в том числе, пятого Далай-ламы, а лишь говорят о широте мировоззрения наших соотечественников, выходящего далеко за рамки религиозного мышления, о способности видеть лучшие творческие и духовные достижения человечества.

Пятый Далай-лама (Нгаванг Лобсанг Гьяцо) – выдающийся тибетский духовный деятель, признанный герой и подвижник, не раз упоминался в научном сборнике статей Ю.Н.Рериха «Буддизм и культурное единство Азии» [25] и в экспедиционном дневнике Николая Константиновича [11]. Неужели строки, посвященные деятельности выдающихся культурных и духовных авторитетов, можно отнести к области культа? Руководствуясь принципами В.А.Росова, любого биографа можно обвинить в культе по отношению к тому, о ком он пишет.

Утверждение В.А.Росова о культе пятого Далай-Ламы в семье Рерихов отчасти строится на основании незаконно опубликованных дневников Е.И.Рерих. В записях Елены Ивановны, уверяет В.А.Росов, говорится «о том, что ее муж имеет прямое отношение к перерождению Верховного владыки Тибета <…> (имеется в виду Великий V Далай Лама)» [1, с. 64]. Далее Росов продолжает: «В своей книге “Сердце Азии” (1929) Рерих вторит жене, отождествляя себя со строителем Поталы» [1, с. 64]. Ссылаясь на книгу «Сердце Азии», В.А.Росов поясняет: «Там описана гипотетическая ситуация, относящаяся к 20-м годам прошлого века; в нее вовлечены “последний”, то есть Далай-Лама XIII, Панчен-Лама IX и “Великий Далай-Лама”. При этом подразумевается, что “Великий” жив, ибо все трое “взаимодействуют” друг с другом. Вероятно, Рерих полагал своим долгом создать монументальное полотно “Твердыня Тибета” и отобразить на нем некогда собственное творение, Лхасский дворец» [1, с. 64].

Все эти доводы искусственны и натянуты, поскольку в действительности в «Сердце Азии» приведены древнейшие «Пророчества о Шамбале и Майтрейе» [8, с. 465–468], и смысл оригинального текста кардинально отличается от домыслов В.А.Росова. П.Ф.Беликов вспоминал: «Между прочим, ни в каких бумагах Н.К.[Рериха] о новых его воплощениях нет подобных сведений. <…> Я беседовал на эту тему со С.Н.[Рерихом]. Он ответил твердо и кратко: “Никаких поисков и предположений не делать”» [26, с. 431].

Следование лишь «фактам» собственного производства приводит В.А.Росова ко многим абсурдным утверждениям. Так, изображение Святославом Николаевичем своего отца в тибетских одеждах Росов объясняет, как «прямое отношение» Н.К.Рериха «к перерождению Верховного владыки Тибета» [1, с. 64]. Однако тибетские одеяния использовались Н.К.Рерихом во время ЦАЭ, о чем свидетельствуют записи в его экспедиционном дневнике [11, с. 528]. Это было оправдано, в том числе в целях безопасности на маршруте через Тибет. В Музее имени Н.К.Рериха в Москве хранится «небольшой лоскут тибетской традиционной ткани. Это фрагмент одежды Н.К.Рериха, в которой он прошел через Тибет» [27, с. 262].

Зная о сложенных во время Центрально-Азиатской экспедиции и в последующий период небылицах, Н.К.Рерих писал: «Недавно мы посмеялись. Тибетцы рассказывают, что в Спитуге показывают мою фотографию как портрет китайского сановника. В Шигадзе видели несколько воспроизведений с моего портрета работы Святослава, причем тибетцы уверяют, что это Нагчен Римпоче – регент Тибета. Откуда только берутся подобные россказни? Иногда любопытно заглянуть, как создаются апокрифы» [28, с. 160]. К сожалению, и некоторые наши современники далеко ушли в сочинительстве подобных «апокрифов», о чем свидетельствует статья В.А.Росова.

Обратимся еще к одной фальсификации «производства» В.А.Росова, «кочующей» по его публикациям, – это утверждение, что Центрально-Азиатская экспедиция Рерихов сводилась лишь к «Миссии Западных буддистов» [1, с. 63]. Напомним, что экспедиции Рерихов пришлось долгих пять зимних месяцев не по своей воле задержаться на высокогорном плато Чантанг, имеющем «славу самого холодного места Азии» [8, с. 443]. Ю.Н.Рерих писал: «Такие ужасные условия заставили врача экспедиции сделать <…> заявление, которое, однако, было проигнорировано тибетскими властями» [5, с. 251]. В заявлении доктор Рябинин писал: «Настоящим удостоверяю, что все члены Буддийской Миссии в составе девяти человек – европейцев, задерживаемых уже более 43 дней тибетским правительством на высотах местности Чу-нарген около 15 000 футов, в двух днях пути от Нагчу, страдают в настоящее время сильным упадком сердечной деятельности <…>, а также простудными заболеваниями, что при слабости сердечной деятельности грозит всем членам Миссии гибелью» [5, с. 251]. На основании заявления Рябинина В.А.Росов в своей статье не только утверждает, что ЦАЭ «объявила себя Миссией Западных буддистов» [1, с. 63], но и с легкостью называет экспедицию Рерихов «религиозным шествием под знаменем Майтрейи» [1, с. 64].

Однако, определение «миссия Западных буддистов» в суровых и жестоких обстоятельствах использовалось как дипломатический ход. Чтобы спасти экспедицию, Рерихи должны были облечь свои обращения в понятную тибетским чиновникам форму [29, с. 346–347]. Таким образом, взяв отдельный случай, В.А.Росов распространил его в целом на цель Центрально-Азиатской экспедиции, совершив откровенную подмену культурных, художественных и научных задач экспедиции на «религиозные».

Между тем реальные цели и задачи ЦАЭ описаны в работах Рерихов. Юрий Николаевич пояснял: «Главной целью экспедиции было создание живописной панорамы земель и народов Внутренней Азии. <…> Вторая задача экспедиции состояла в проведении археологической разведки, с тем чтобы подготовить основу для дальнейших серьезных исследований этих малоизученных районов Внутренней Азии. И наконец, большое значение мы придавали сбору этнографического и лингвистического материала, характеризующего древние культуры региона» [31, с. 4]. Согласитесь, что подобная цель экспедиция далека от религиозных задач.

Также нельзя забывать, что ЦАЭ шла под американским флагом, и это уже само по себе исключает «религиозное шествие».

Постоянно сталкиваясь с разнообразными легендами, складывающимися по ходу экспедиции, Н.К.Рерих писал: «За эти годы мне пришлось побывать и французским и американским королем, и командиром русского корпуса, и королем всех буддистов. <…> Мы ко всему привыкли, и никакими “достоверными” слухами удивить нас нельзя. <…> Из Лхасы нам передавали целые сказки, и мы с трудом находили в них свои признаки» [11, с. 784–785].

Статья В.А.Росова представляет сложный клубок, сплетенный из домыслов, больших и малых. Например, он пишет: «Из-за трагических обстоятельств Рерих отказался от дальнейшего пути на Лхасу и, <…> направил свой караван окольными тропами в княжество Сикким и далее в Индию» [1, с. 63]. Но, в действительности, маршрут возвращения экспедиции в Индию выбирал не Н.К.Рерих, он был предписан и строго контролировался тибетскими властями. Ю.Н.Рерих писал, что «из Лхасы получен паспорт, в котором очерчен наш будущий маршрут. <…> Маршрут, прописанный в паспорте, был таков: Шенца-дзонг – Сага-дзонг – Шекар-дзонг – Кампа-дзонг – Сикким» [7, с. 581].

Можно было бы продолжать перечислять домыслы В.А.Росова, однако об этом уже достаточно было написано статей, и в данном случае, видимо, какие-либо доводы уже не в силах остановить невежество. И, хотя Росов привычно отвергает свидетельства самих Рерихов, хотелось бы в заключении по поводу версии о таинственном посещении Лхасы ответить ему словами Н.К.Рериха: «…Тибет не имеет более права укрываться за не принадлежащей ему таинственностью. Рад, что мы шли открыто, что мы спрашивали открыто тибетское правительство и говорили с тибетцами открыто. Старая тропа переодеваний слишком импозантна для Тибета. Сейчас он должен сказать открытое слово» [11, с. 788].

Примечания

1. Росов В.А. Твердыня Тибета. Посещал ли Рерих заповеданную Лхасу?.. // Золотая палитра. 2013. № 2 (9).

2. См.: Лавренова О.А., Музычук В.Ю., Стеценко А.В. Автопортрет в серых тонах // Шапошникова Л.В. Великое путешествие. В 3 кн. Кн. 3: Вселенная Мастера. М.: МЦР, 2005. С. 1056–1084; Косоруков А.А. Факты – воздух ученого // Защитим имя и наследие Рерихов. Т. 1. М.: МЦР, 2001. С. 616–639; Фролов В.В. Творчество Н.К.Рериха в зеркале «плоского» мышления // Защитим имя и наследие Рерихов. Т. 4. М.: МЦР, 2007. С. 613–615; и др.

3. См.: Тугужекова В., Павлов Ю., Фролов В. Культура, не политика… К вопросу о неудачной диссертации о Николае Рерихе // Защитим имя и наследие Рерихов. Т. 4. М.: МЦР, 2007. С. 704–710; Иванов В., Амонашвили Ш., Черноземова Е. и др. В истории пытаются наследить (О диссертации В.А.Росова «Русско-американские экспедиции Н.К.Рериха в Центральную Азию (1920-е и 1930-е годы)») // Новая газета. 2006. 23–26 ноября. № 89 (1211); Шестакова Л.Л. Заключение о диссертации Росова Владимира Андреевича «Русско-американские экспедиции Н.К.Рериха в Центральную Азию (1920-е и 1930-е годы)», представленной на соискание ученой степени доктора исторических наук // Защитим имя и наследие Рерихов. Т. 4. М.: МЦР, 2007. С. 733–753; Пикуль Д.Л., Глаголев В.А. Политологическое заключение о диссертации Росова Владимира Андреевича «Русско-американские экспедиции Н.К.Рериха в Центральную Азию (1920-е и 1930-е годы)», представленной на соискание ученой степени доктора исторических наук по специальности 07.00.02 – Отечественная история // Защитим имя и наследие Рерихов. Т. 4. М.: МЦР, 2007. С. 758–766; [Письмо профессора Локеша Чандры] // Защитим имя и наследие Рерихов. Т. 4. М.: МЦР, 2007. С. 818–821; и др.

4. Рерих Н.К. Ошибки истории // Рерих Н.К. Листы дневника. В 3 т. Т. 2. М.: МЦР; Мастер-Банк, 2000.

5. Рерих Ю.Н. Экспедиция академика Рериха в Центральную Азию // Тибет и Центральная Азия: статьи, лекции, переводы. Самара: Агни, 1999.

6. Рерих Ю.Н. По тропам Срединной Азии: пять лет полевых исследований с Центрально-Азиатской экспедицией Рериха. М.: МЦР, 2012.

7. Беликов П.Ф. Николай Константинович Рерих. Жизнь и деятельность // Непрерывное восхождение. Сб. В 2 т. Т. 1. М.: МЦР, 2001.

8. Рерих Н.К. Сердце Азии // Пути Благословения. М.: Эксмо, 2004.

9. Диренфурт Г.О. К Третьему полюсу. М.: Гос. изд-во географ. лит-ры, 1957. См.: Г.О. Диренфурт. К Третьему полюсу [Электронный ресурс] // Coollib. Режим доступа: http://coollib.net/b/252609/read. Дата обращения: 20.06.2014.

10. Беликов П.Ф., Князева В.П. Николай Константинович Рерих. Самара: Агни, 1996.

11. Рерих Н. Алтай–Гималаи // Пути Благословения. М.: Эксмо, 2004.

12. Рерих Н.К. Дерзайте! Письма к В.А.Шибаеву и Н.В.Кордашевскому (1921–1925). Абакан: Хакасское книжн. изд.-во, 2012.

13. Шапошникова Л.В. Ученый, мыслитель, художник. М.: МЦР, 2006.

14. Степанова Н. Нити заговора: посвящается 80-летию Центрально-Азиатской экспедиции академика Н.К.Рериха (1923–1928 годы) // Содружество. 2003. Апрель-июнь. № 10.

15. Рерих Е.И. Письма. В 9 т. Т. 9. М.: МЦР, 2009.

16. Рерих Е.И. Листы дневника. Т. 3. М.: Рассанта; ГМВ, 2012.

17. См.: Книжник Т. Откровение от «Сферы» // Культура и время. 2002. № 3. С. 162–175; Чернейко Л.О. О наследии Е.И.Рерих и издательской культуре // Защитим имя и наследие Рерихов. Т. 3. М.: МЦР, 2005. С. 494–501; и др.

18. Рерих Е.И. Письма. В 9 т. Т. 5. М.: МЦР, 2003.

19. Будникова Ю. К вопросу о диссертации В.А.Росова «Русско-американские экспедиции Н.К.Рериха в Центральную Азию». Новосибирск: Россазия, 2009.

20. Рерих Е.И. Письма. В 9 т. Т. 8. М.: МЦР, 2008.

21. Об авторе записей «Восемь встреч с Учителем» // Мир Огненный. 1998. № 2 (17).

22. Из воспоминаний о встречах с Учителем // Мир Огненный. 1997. № 1 (12).

23. Грани Агни Йоги. 1972 г. Т. 13. Новосибирск: Алгим; Церис, 1998.

24. Философская энциклопедия. В 5 т. / под ред. Ф.В.Константинова. М.: Советская энциклоп., 1960–1970.

25. Рерих Ю.Н. Буддизм и культурное единство Азии. М.: МЦР, 2002.

26. Письмо П.Ф. Беликова А.Н. Анненко от 15 октября 1975 г. // Непрерывное восхождение: сб. В 2 т. Т. 2. Ч. 1. М.: МЦР, 2003.

27. Музей имени Н.К.Рериха: путеводитель. М.: МЦР, 2006.

28. Рерих Н.К. Культура // Рерих Н.К. Листы дневника. В 3 т. Т. 3. М.: МЦР, 2002.

29. См.: Фролов В.В. Парадокс Росова или неудачные попытки старого сознания исследовать новое космическое мышление // Защитим имя и наследие Рерихов. Т. 6. М.: МЦР, 2013.

30. Восемь встреч с Учителем // Мир Огненный. 1997. № 1 (12).

31. Рерих Ю.Н. По тропам Срединной Азии. Самара: Агни, 1994.